В.А.Утянский «Воспоминания» 8 с.
Однажды, здесь в Задонске, впереди меня рулил вернувшийся из полета Як-3. Только он зарулил на стоянку, остановился, как его фюзеляж (я проруливал мимо) переломился пополам. Хвостовая часть легла на землю, а другая торцом разлома уперлась в грунт. Причина осталась мне неизвестной.
Самый восточный аэродром в 1941 году был Ряжск. Вскоре возвратились в Липецк, затем Елец.
Зима 1941/42 года была сильно снежная и морозная. Эскадрилья стояла на полевом аэродроме под Ливнами в 70 километрах от линии фронта. За рулевыми дорожками и взлетно-посадочной полосой постоянно следила аэродромная команда, и глубокий снег был хорошо укатан. Летали только днем на разведку, бомбежку разных целей и на штурмовку передовой и ближних тылов. В некоторые дни делали по 4-6 вылетов.
Однажды после взлета в наборе высоты задымил и запарил мотор, уменьшилась тяга. Не зная причины, набрал 150-200 м, развернулся на 180 градусов и с обратным курсом произвел посадку рядом с полосой. Оказалась выбитой одна свеча.
В другой раз, после взлета, перейдя в набор высоты, почувствовал сильное давление на штурвал. Самолет кабрировал. Не хватало силы удержать в наборе. Сбавил обороты моторам, уперся коленом в штурвал. На минимальной скорости сделал круг и произвел посадку. Произошло замыкание в электротумблере триммера руля высоты в положении руля «полностью на себя».
Случаи обошлись благополучно. Однако не рекомендовано производить посадки с бомбами во избежание обрыва во время приземления и взрыва их.
Как-то возвращались мы с задания на разведку. Не помню, какая была высота, но, наверное, больше трех тысяч метров. Чувство подсказывало, что со штурманом моим Аракчеевым Николаем Арсеньтьевичем что-то неладно. Оглянулся, и вижу его, сидящим откинувшись назад на спинку сидения. В лице ни кровинки, глаза закрыты. Первая мысль: убит. Начал снижаться и тут понял, что он потерял сознание. На высоте 1000-700 м появились признаки жизни. О состоянии штурмана передал на аэродром. На стоянке нас встречала санитарная машина, в которую и перенесли его из кабины самолета. Я был рад, что Аракчеев жив. По всей вероятности он не пользовался кислородом.
Мы штурмовали колонны пехоты и автомашин в районе Змиевка-Малоархангельск. Подлетая к своему аэродрому, выяснилось, что у моего штурмана Стрельченко Николая прострелено навылет колено. Об этом он не сказал мне сразу, и мы продолжали выполнять задание.
Такой он был человек!
Вспоминаю зиму 41/42 годов. Полевой аэродром под Ливнами. Много снега и сильные морозы. Рядом с самолетами землянки, в них находятся техники, механики, мотористы. Они дежурят. Всю ночь, через каждые два часа прогревают моторы и снова закрывают их ватными чехлами. Морит сон в жаркой землянке. Пора к самолетам на ледяной ветер, надо, чтоб с рассветом они были готовы к выполнению задания. Комбинезон промаслен, пропитан потом и грязью, блестит, как отполированный. Лица и руки тоже в масле и гари, они не отмываются, да и некогда.