В.А.Утянский «Воспоминания» 62 с.
Наша посадочная площадка была непригодна. Решено садиться на военном аэродроме. Было начало зимы, морозно, но снег еще не выпал. Светлого времени оставалось в обрез, только долететь и садиться с заходом солнца. На Як-12 вылетаю с техником и лампой для подогрева мотора, заведомо с ночевкой. Благополучно произвожу посадку. Никаких военных самолетов на аэродроме нет, они улетели на базу. Нигде ни души, вдали летние лагерные постройки. Наступают сумерки. Зарулили на место стоянки, привязали самолет, техник слил масло. Хирург ушел сразу же. Мы несколько метров отошли от самолета, как неожиданно перед нами появился солдат с карабином. Он приставил дуло к моему животу чуть выше пупка и закричал истерически-истошным голосом: – Улетай! Буду стрелять! Я замер, понимая, что малейшее движение – последует выстрел. Стал объяснять, что улететь не могу, т.к. уже темно и слито масло. Он ничего не слушал и требовал немедленного вылета, делая угрожающие движения карабином. Я понимал, что ему ничего не стоит нажать на спусковой крючок. Физически явственно ощутил, как пуля делает в животе аккуратное отверстие и как, маленькое, круглое, оно тоскливо заныло.
Четко работает мозг. Мелькает мысль выбить карабин из рук, но тогда нападение на караульного, и уже точно будет выстрел, т. к. палец на спусковом крючке. Солдат кавказской или среднеазиатской национальности (слышу по акценту), ничего не хочет понимать, продолжает кричать срывающимся голосом: – Не улетишь, буду стрелять!
Вдруг послышались шаги. Подошли двое. Один что-то сказал, протянул руку, послышался щелчок. Он поставил затвор на предохранитель. Произошла разрядка необыкновенного напряжения. Все пошли в караульное помещение, проверили мои документы. Оттуда я и техник в темноте добрались до больницы, где переночевали.
Написал рапорт начальнику СКТУ ГА о случившимся. Через какое-то время пришло сообщение из СКВО о наказании солдата, думается, формальном. Да и то сказать, за что? Ведь нес службу с тупым рвением и был убежден в правоте своей.
***
Одно время, когда жили на СМУ, бабушка и Соня (ей было около или три года) пристрастились к кино. В доме барачного типа было помещение, заставленное лавками, с экраном на стене. Бабушка и внучка брали маленький стульчик и спешили туда. Занимали место в первом ряду. А Валя и я каждый раз наблюдали из окна своей квартиры (на первом этаже), как открывалась входная дверь, появлялась Соня и деловито, уверенной походкой, опустив голову, спешила к дому. Молча, сосредоточенно садится на горшок, и сразу же, ни говоря не слова и не разглядывая по сторонам, быстро, быстро обратно. Контролер знает ее как постоянного и надежного зрителя, выпускает и впускает среди сеанса. Смотреть на это было забавно.
Рано у Сони начала проявляться самостоятельность. В три года они устраивали гонки. Девочки садились на трехколесные велосипеды, а мальчики сзади толками изо всех сил. Кто быстрее! Вместе с велосипедом Соня упала и получила перелом предплечья правой руки. Сделали в неотложке рентген, наложили гипс. А тут у меня путевка в Евпаторию. Решаем, что я подыщу квартиру, а они: Валя, мать, Саша и Соня – незамедлительно приедут. Пошли к врачу, можно ли с такой рукой ехать? Он посмотрел и говорит: – Хоть в Париж! Вскоре получаю телеграмму: встречай такого числа, таким-то поездом.