В.А.Утянский «Воспоминания» 20 с.
Меня с сильным фурункулезом перевели в «Ревир» (барак-лазарет для больных советских военнопленных), а Кузьмина Павла куда-то увезли дальше. После окончания войны домой он не вернулся.
Военнопленные врачи Величко Ф.М., Боборыкин К.К., Гоманюк Т.А. вылечили меня, узнали, кто я, и оставили санитаром в бараке. Я ухаживал за больными, убирал помещение, туалет, разносил «баланду» больным по нарам. Потом позже с Бухаровым Н.Н. и Серебряковым И.А. работал санитаром в рентгеновском бараке, в котором старшим был Гоманюк Т.А. Через рентген пропусками всех поступающих в лагерь военнопленных (в том числе англичан, американцев, французов, поляков, сербов, голландцев) для выявления больных туберкулезом.
В секторе советских военнопленных была канцелярия (барак, который назывался «Ауфнаме»), где велся учет пленных. Работавшие там наши пленные товарищи (Хацанович) мою учетную карточку заменил другой, в которой я значился теперь рядовым красноармейцем по профессии бауэр (крестьянин).
В бараке больных, устроившись на третьем этаже свободных нар, поближе к окну, я размножал печатными буквами сводки Совинформбюро о положении на фронтах. Копировал географические карты, которые вместе с двенадцатью самодельными компасами и некоторым запасом продовольствия для побегов хранил в бараке под нарами под кирпичами пола в земле.
Кто лично давал мне такие задания и как их получал, не могу припомнить. Но чувствовал, что все это связано с Ф.М. Величко, т.к. я находился в его терапевтическом отделении. Да я и не пытался выяснять и уточнять, понимая строгую конспирацию.
Однажды приснился сон: смотрю на небо и вижу, как среди облаков плывут огромных размеров портреты, как живые, Молотова, Ворошилова и еще кого-то. Видение было отчетливым и ярким.
Было единственное желание дожить до Победы, только бы узнать, что Она пришла; и больше ничего не надо. Это вселяло силы, заставляло жить надеждой.
Над лазаретом советских военнопленных шефствовали, или, проще говоря, были приставлены два немца. Маленький, с тонкими чертами лица и веселыми карими глазами энергичный унтер офицер Сире, на кителе которого ленточка о ранении на восточном фронте, и длинный, худой и костлявый, с раскосыми глазами ефрейтор, фамилию не помню. Оба лет под 30-35. Никакой агрессивностью они не отличались, а были, если можно сказать, в условиях лагеря доброжелательными, особенно Сире. Они заказывали персоналу и больным изготовление домашних (комнатных) тапочек. Я тоже шил их из шинельного сукна, попадавшегося под руку. Немцы забирали наши изделия и за это привозили (они ездили на велосипедах) хлеб и сигареты.
Теперь мне кажется, что делали они это для того, чтобы как-то облегчить нашу жизнь. Ведь изготовление было не ахти каким.
Все военнопленные из разных стран в лагере получали продовольственные посылки от Красного Креста и из дома. Им присылалось новое военное обмундирование. Разрешалась переписка с родными. Они в лагере безбедно коротали время.