В.А.Утянский «Воспоминания» 12 с.
***
В районе Изюм-Борвенково большое скопление танков Гудериана.
27 мая 1942 года наш экипаж в составе эскадрильи вылетает на бомбометание по площади. Возвратились не все, были потери.
После посадки на запасном, из Россоши звено возвращалось в Елец, в нем был и я. Конец мая, тепло и ярко светит солнце, под самолетом родная земля в нежным малахитовых тонах. Так как маршрут полета проходит рядом с моим домом (станция Подгорное), договариваюсь с летчиками и отклоняюсь на 5-7 км. Прохожу на малой высоте над цемзаводом, делаю вираж и сбрасываю вымпел с письмом матери. Из помещений выскакивают люди, машут руками. Вымпел на территории завода нашли и принесли матери. Я сделал покачивание с крыла на крыло и вскоре догнал товарищей.
Второй вылет 28 мая в середине дня. Облачность 4-6 баллов, яркое солнце. Над целью твориться что-то невообразимое: наши бомбардировщики бросают бомбы с разных высот, того и гляди попадут по голове, тут же наши истребители, истребители немецкие, все небо в зенитных разрывах. После сбрасывания бомб с высоты 1500 м на цель строй расстраивается, каждый уходит самостоятельно. Наш самолет берет курс на запасной аэродром Россошь. И тут выясняется, что нас преследуют четыре Ме-109. Идя со снижением на большой скорости (480-500 км/час), мы отстреливаемся от атакующих нас истребителей. Два из них загорелись и упали на землю. Летим на бреющем (30-50 м), еще один преследующий задымил и ушел в сторону. Четвертый продолжал сопровождать и атаковать почти до Россоши.
Захожу на посадку: шасси болтается в полувыпущенном состоянии, бомболюки открыты, большинство приборов разбиты. Чуть подвернув влево, рассчитываю на грунт рядом с кирпичной полосой, произвожу посадку «на живот».
Штурман был Ланговой Василий, а стрелок-радист, если не изменяет память, был Ткач. Осколок или пуля попала в торец дула «Шкас», одного из спаренных пулеметов турели штурмана и разворотил его. Разлетелся калиматорный прицел и осколками стекла осыпал лицо Василия. Я и стрелок-радист не получили ни одной царапины.
Потом, через 42 года на встрече однополчан, бывший старший авиатехник звена Константин Андреевич Обухов рассказал, что самолет весь был как решето в пробоинах, что тяги хвостового управления были перебиты и держались буквально на волоске. Малейшее резкое движение штурвалом, и неуправляемый самолет мог просто упасть на землю. Бензобаки были пробиты, а горючее удерживалось в отвисших протекторах.
Вообще одиночные немецкие истребители никогда не атаковали наши самолеты. Они храбры, когда их три-четыре или минимум пара против одного. Чаще всего их атаки из облаков, как бы из-за угла.
Не помню случая, чтобы по вине нашего экипажа не было выполнено боевое задание. И самое главное, что никогда не мелькнула мысль, как бы словчить, обмануть доверие командования.