Воспоминания о моем отце
Воспоминания Владимира Эмильевича ДИЛАНЯН — сына участника Великой Отечественной войны 1941-1945 годов, летчика-истребителя Эмиля Маркосовича ДИЛАНЯН.
Воспоминания о моем отце
Недавние события в Красноармейске взволновали всех нас до глубины души. Мы все, живущие в России, являемся частью многонационального тигля наций, который, однако, бурлите последнее время, поддаваясь какой-то дьявольской логике, высвечивая самые мрачные глубины человеческого естества… До Великой Отечественной войны понятие «нацмен» не носило уничижительного характера, как мне рассказывал отец, Диланян Эмиль Маркосович. Оно несло в себе какую-то теплоту и широту души русского народа. Что же происходит с нами сейчас, почему мы так озлобились, в чем причина? Ответа у меня нет, одни вопросы…
Просматривая американский блокбастер «Перл-Харбор», в котором были намешаны голливудская патока в отношениях между героями и блестящие сцены воздушных боев японских и американских истребителей, я неожиданно поймал себя на мысли, что фильм живо вернул мне воспоминания детства, когда я упрашивал отца рассказать о боевой молодости во время Великой Отечественной войны в Советском Заполярье.
Отец «заболел» небом сразу после окончания ереванской средней школы, тогда в середине 30-х по всей стране создавались аэроклубы, романтика неба тянула молодежь в голубые выси, и отец не стал исключением. Поступив в Ереванский Политехнический институт, он так и не смог побороть в себе тягу к винтокрылым машинам и поехал, бросив учебу, поступать в Ейское военно-воздушное училище, которое успешно закончил в преддверии войны и был оставлен там в качестве пилота-инструктора. Обучал он молодых летчиков основам высшего пилотажа и искусству воздушного боя в охотку, но вскоре грянула Великая Отечественная война и, как многие молодые люди, отец забросал руководство училища рапортами о направлении на передовую. Руководство же считало, что он нужнее в летном училище, так как в 1941-42 гг. летчики «Люфтваффе» превосходили наших не только за счет летного мастерства, но и за счет технических характеристик «Мессершмиттов», которые намного превосходили в скорости и высоте полета наши истребители «И-16», ласково прозванные пилотами ишаками, английские «Хаукер-Харрикейны» и американские «Спит-файеры», поставляемые союзниками в СССР по «ленд-лизу».
Отцу было 24 года, когда его таки направили на Северный флот, в Мурманск. Провоевал он недолго, чуть более года, и за это время успел сбить 8 вражеских машин, ну а если быть точнее, то сбил он 10, но…
Вот тут я расскажу вам военную быль, удивительно смахивающую на анекдот. А дело было так. После очередной жестокой схватки в небе молодые летчики благополучно вернулись на родной аэродром, отдыхали вместе, ну и, естественно, «взяли на грудь» положенные им фронтовые 100 граммов, которых на самом деле было значительно больше, так как летчики и подводники в то тяжелое время считались, ну, почти что смертниками, и горячительное, как-то: спирт и даже коньяк — выдавалось им в значительных объемах.
Хмель, как известно, развязывает язык, и отца угораздило в компании боевых друзей высказаться вслух об отменном вкусе командира в вопросе выбора супруги. Дело молодое! Но он забыл об аксиоме советских, да только ли их, времен, что «стук» распространяется быстрее звука, в общем, донесли о содержании разговора командиру. Он же решил проучить эмоционального кавказца и с ехидцей в голосе заявил отцу, что сбитые им накануне 2 вражеских самолета он припишет другому летчику (?!). Так отец не получил звание Героя за 10 сбитых самолетов, хотя к этому времени был награжден орденами Боевого Красного Знамени, Красной Звезды, а позднее и орденом Отечественной войны и медалями. Обиды на командира он не держал, так как считал, что собьет еще не одного «фрица». Но судьба распорядилась иначе.
6 августа 1942 г. во время очередного боя с немцами отец прикрыл собой слегка зазевавшегося своего ведомого Петра Коломийца, прослужившего до конца войны и ставшего Героем Советского Союза. Фотографии обоих друзей-однополчан по сей день представлены в музее Северного флота в Мурманске.
Тут я сделаю небольшое отступление. Мой друг, прекрасный оператор Ромик Карикян, привез небольшой видеосюжет из этого музея, где он был по моей просьбе, во время установки «хачкара» членами мурманского отделения «Союза армян России» в Мончегорске в конце прошлого года. Эту кассету я храню как зеницу ока! Говорят, что перед смертью перед глазами человека проходит вся его жизнь, и я верю в это, так как последними словами отца, ушедшего в мир иной 12 апреля 1986 г. (в День космонавтики — все, что было связано с небом, следовало за ним даже в день смерти), были «…позовите Петю на помощь». Я долго не мог понять, находясь в естественном шоке, кого же он имел в виду, и вдруг меня осенило. Он звал на помощь своего фронтового друга… Но вернусь в далекий уже 1942 год. Затяжной прыжок из сбитого самолета был необходим, надо было выходить из зоны воздушного боя, так как к этому времени уже не действовало неписаное правило пилотов — сбитого летчика, летящего на парашюте, не трогать! С болтающейся лишь на сухожилиях левой рукой (ранившая отца пуля была бронебойной, что и спасло ему жизнь, искалечив руку) он приземлился в заполярной тайге. Трое суток шел, а затем и полз он к своим, отбиваясь от прожорливых комаров и утоляя жажду болотной тиной! На исходе третьего дня, обессиленный, потеряв огромное количество крови, он с затухающим сознанием прислонился к сосне. Перед глазами всплывали лица матери и сестер, милые сердцу пейзажи старого Норка, где прошло его детство, в садах нашего семейного гнезда «Диланчоц» — памятника архитектуры XIX века. И, о благодать, он ощутил что-то очень холодное на виске, что было очень приятно в августовский зной. Открыв глаза, увидел он молодого солдатика, который целился в него из винтовки, не признав в нем своего и думая, что перед ним раненый, но переодетый в советскую летную форму немецкий диверсант. Спасло отца лишь то, что он упросил солдатика дойти с ним до командира — шлепнуть всегда успеешь. Тот же оказался человеком, регулярно читавшим «Правду», где за несколько дней до этого была напечатана статья об отце с нарисованным портретом. Офицер признал отца и срочно направил в госпиталь. Хирургическая операция была скорой, началась гангрена: 200 граммов чистого спирта вместо наркоза — и ампутирована левая рука, но до конца жизни остались фантомные боли, когда страшно болит отсутствующая конечность…
Завершая военную тему жизни отца, вспоминается курорт Пицунда, куда мы регулярно выезжали на отдых, где в конце 70-х отдыхало много немцев из ГДР. Однажды, сидя в прибрежном кафе, мы ели вкуснейшие аджарские хачапури и пили ароматный «турецкий» кофе. Рядом за столиком сидела чета немцев. Познакомились благодаря брату — симпатичному бутузу, которого немка угостила жвачкой, в те годы большой редкостью!
Через несколько дней «приятного ничегонеделания» на пляже обменялись адресами и… разъехались по домам.
Прямо под Новый год неожиданный звонок от немцев. Оказалось, что они в Ереване по линии туризма, и родители, естественно, пригласили их в гости. Во время десерта немец, слегка разомлевший к тому времени, спрашивает у отца об ампутированной руке, мол, не война ли, и где это произошло.
Слово «Мурманск» ввергло гостя в смятение. Как вы уже догадались, он воевал там же! Отец разрядил неловкую паузу словами, что они были солдатами и выполняли свой воинский долг, находясь по разные стороны линии фронта. Мужчины обнялись, вечер удался на славу, пожилые фронтовики поняли друг друга.
Не вина, а беда в том, что многие из солдат Великой Отечественной так и не нашли себя после Победы. Многие из них озлобились, живя лишь воспоминаниями о военном лихолетье, упорно не воспринимая новых реалий и затаив обиду на весь белый свет. Это действительно трудно, но, как показывает жизнь, крайне необходимо смотреть и двигаться вперед, не давая грузу воспоминаний оставаться лишь в прошлом, даже героическом…
Начало 50-х. Отец закончил Ереванский Политехнический, я же до сих пор помню сделанные им свинцовые бруски, которые «заменяли» ему левую руку, когда он чертил многочисленные курсовые работы. Орденоносец, бывший морской офицер, он восхищал своей выправкой и жаждой жизни не только молодых ереванских барышень, да и не только ереванских, но и … партийных руководителей той поры. Он был приглашен на работу в Кировский райком партии. И вот наступила страшная ночь 1949 года. Отец народов в своей прогрессирующей паранойе доходил до последней черты. Ему было мало жертв 37 года. Теперь он взялся за военнопленных, посмевших вернуться живыми (?!) из немецких концлагерей, и за репатриантов, которые по зову же сталинских эмиссаров возвращались со всего мира на родину предков, в Советскую Армению, вместо не вернувшихся с Великой Войны и в одночасье ставших «врагами народа», которых ссылали в Алтайский край!
Этой ночи было достаточно молодому партработнику, чтобы ореол непогрешимости коммунистической власти померк в его сознании. Он принял верное для своей совести решение — ушел с партийной работы и поступил в аспирантуру Московского энергетического института. Работал допоздна, целиком отдавшись науке. Учился у таких корифеев отечественной электротехники, как Ларионов, Чиликин, Иосифьян, которого прозвали «Электрикос всех армян».
Но вот позади и успешная защита диссертации, наша семья возвратилась в Ереван. Отец создает, практически из ничего, кафедру электропривода и автоматизации промышленных установок, бессменным руководителем которой он был в продолжение 30 лет. Но ему и этого было мало! Инженер от Бога, он не замыкался лишь на учебном процессе, к которому он относился исключительно серьезно. Меня поражало, как он каждый раз, готовясь к лекции, садился за учебник, который знал от корки до корки… Это был высший пилотаж в лекторском искусстве! Он от всей души любил и уважал студентов, и они платили ему тем же. Главным его девизом в искусстве преподавания были слова «Я учу вас учиться в течение всей вашей жизни!»
Его второй страстью после неба был электромобиль. Именно в 70-80-е годы Ереван наравне с Москвой стал центром создания электромобилей в СССР. В лаборатории «Проблем электромобиля», которую он создал и руководил вплоть до самой кончины, были созданы действующие, т.е. едущие, образцы экологически чистых транспортных средств на базе машин Ереванского автомобильного завода. На них мы колесили не только по Еревану, но ездили на Севан и в Эчмиадзин, вызывая изумление, восторг и гордость у встречных автолюбителей, передвигавшихся с помощью двигателя внутреннего сгорания.
О работах ереванской лаборатории знали не только в Союзе, но и за рубежом. Так, в 1973 г. в Калифорнии был проведен I Всемирный конгресс по электромобилестро-ению, и отец был приглашен на это мероприятие вместе со своим московским коллегой. Однако столичные чиновники решили по-своему, и вместо отца на конгресс поехал какой-то функционер из министерства, который сообщил организаторам о якобы болезни Диланяна. Через некоторое время добропорядочные американцы решили справиться о здоровье не приехавшего гостя из далекой Армении и были немного удивлены, когда он, смеясь, ответил им, что со здоровьем у него полный порядок! Он был настолько погружен в эту интересную работу, что его нисколько не смутил этот казус, чего я абсолютно не мог тогда понять, ведь США казались нам, молодым, раем земным…
Страшным для нашей семьи оказался 1985 год. Вначале все было прекрасно. Весной того года в МЭИ отец успешно проходит презентацию на соискание докторской степени. Тема — его любимое детище — электромобиль. Многие из его коллег по энергетическому институту ждали его приезда в Москву осенью того же года, уже на защиту докторской. Но судьба распорядилась иначе!
Осенью он приехал в Москву, но не в МЭИ, а в онкологический центр. Смертельный приговор был вынесен. Мучительный уход из жизни длиною в несколько месяцев…
Ужас, отчаяние от бессилия помочь одному из самых близких людей на свете были неизмеримы. Он был примером настоящего армянского мужчины, хранителя семейного очага не только для меня, но и для всех, кто был с ним знаком. Вот уже более 15 лет отца нет с нами, боль утраты затягивается покрывалом времени, но каждый год 12 апреля, в годовщину его кончины, если я не в Ереване, иду в церковь «Сурб Арутюн», что на армянской части Ваганьковского кладбища, и прошу священника прочесть заупокойную молитву в память об отце. Сын должен гордиться отцом, алгоритм жизни диктует это. Во что я свято верю!
Владимир Диланян