Тэги

Похожие посты

Добавить в

«Вечные однополчане». Андрей КАРЕЛИН.

Аэродром освещен ярким солнцем, а на горизонте клубятся лиловые тучи. Свежий ветерок доносит с моря солоноватые клочья тумана.
— Надо торопиться, погода портится, — сказал штурману Токмачев.

Сказал так, будто им предстояло слетать на соседний аэродром за какой-нибудь нужной запчастью.

Штурман кивнул и полез в свою рубку.

Токмачев знал, что Карелин в небе не новичок, но Север и море ему знакомы только по книгам. Однако по ним-то, должно быть, неплохо знакомы.
— В высоких широтах магнитный компас выходит из строя, — обронил как бы между прочим, напоминая себе самому.

Токмачев поощрительно кивнул головой. Его мысли были уже далеко. Надо было лететь на север и на большом протяжении разведать, свободно ли море ото льда, не грозит ли другая какая-либо опасность каравану судов с грузами для мурманского порта…

Уже около двух часов самолет-разведчик летел над морем. Земля осталась далеко позади. Даже чайки повернули обратно; не сверкают белые точки внизу, над седыми волнами. Затем прервалась и связь. Стрелок-радист тщетно вызывал землю. А тут еще надвинулись облака, снежные заряды один за другим стали обрушиваться на самолет.

Токмачев продолжал вести машину прямо по курсу, внимательно следил за приборами, прислушивался к работе мотора.

Карелин делал пометки на карте. Взгляд его голубых глаз временами мечтательно устремлялся вдаль. Море! Северное, неласковое, а все-таки море! Давно ему мечталось побывать на нем. Еще в той, другой жизни, где не было войны, а была Таня, тоненькая девушка с пушистыми каштановыми косами и умными, ласковыми глазами. Впервые он увидел ее на одном из вечеров в университете.
— Обрати внимание, Андрей, — кивнул приятель. — Тургеневская девушка!

И Андрей обратил внимание. Сразу и на всю жизнь!

Он учился на физико-математическом, а она выбрала для себя редкую и романтичную специальность океанографа.

И они договорились поехать в каникулы к морю.

Но началась война, и Андрей ушел в армию, на курсы штурманов. Таня с больной матерью и маленькой сестренкой уехала в Среднюю Азию. Где она теперь? Следы затерялись, написать он не знает куда…

Карелин вздрогнул, оторвался от воспоминаний. С компасом действительно творилось неладное: стрелка прыгала то вправо, то влево. Может быть, Токмачев маневрирует? Или тоже забылся на время? Нет, машина летит ровно, капитан опытный, хладнокровный пилот, способный удерживать внимание часами.
— Как держите курс? — запросил Карелин летчика.
— По гирокомпасу, — прозвучал в наушниках спокойный голос Николая Ивановича. — Магнитный заплясал чечетку!

Андрей облегченно вздохнул. Поспешил ориентироваться по солнцу семьдесят пять градусов тридцать минут северной широты.

Самолет шел все дальше и дальше на север. Андрей уже не разрешал себе возвращаться к воспоминаниям. Через некоторое время машина взяла «горку», послышался голос командира:
— Смотрите, нет ли льда.

Андрей до боли в глазах оглядел море.
— Льда нет. Вода чистая.

Сам Токмачев внимательно всматривался в небо. Впрочем, вряд ли фашистские самолеты заберутся так далеко.

И только успел подумать об этом, как две машины с крестами вынырнули из облаков. Немецкие летчики тоже, по всей видимости, не ожидали здесь встречи с противником.

Значит, кто быстрей подготовится к неожиданной встрече…

Токмачев повернулся к штурману, кивнул ему и решительно пошел на сближение. Молодец Карелин, вовремя открыл огонь! Одна из машин нелепо взмыла и, кутаясь в черный шлейф дыма, заковыляла. Вторая поспешила скрыться в облаках и больше не показывалась.
— Разворачиваюсь домой, — через четверть часа сообщил летчик.
— Может, еще немного, Николай Иванович? Пройдем для ровного счета до семьдесят шестой…
— Все, Андрей! Задание выполнили.

И снова та же дорога. Под крылом затуманенная гладь свинцово-серой воды, глазу не за что уцепиться. А компас продолжает барахлить. Пока сквозь туман пробивалось солнце, Андрей ориентировался по нему. Потом потемнело, повалил мокрый снег вперемешку с дождем.

Токмачев снизился, пошел на бреющем над самой поверхностью моря. Дождь и снег вскоре прекратились, но туман сгустился еще сильнее. Самолет словно плыл в молоке.
— Штурман, смотри!

Оба напряженно вглядывались в выныривающие из тумана темные зубцы волн. Точно скалы… И задеть такой гребень крылом — тоже все равно что гранитную глыбу.
— Слышу Мурманск!

Голос радиста прозвучал как победный клич. Андрей занялся радиопеленгацией.
— Куда выводить, Николай Иванович?
— Домой!
— Есть — домой.

У берегов туман рассеялся, зазеленела трава острова. «Молодец штурман, точно вывел!» — сдержанно похвалил про себя Токмачев.

Он мастерски посадил машину на аэродром. Полет длился шесть часов, в баках оставалось всего несколько литров горючего.

В свою очередь Андрей Карелин подумал о своем командире: «Замечательный летчик! Какой точный расчет! Любой математик позавидует!»

Поздно вечером, когда все в землянке уснули, Андрей сел писать еще одно письмо Тане по старому московскому адресу. Все равно она когда-нибудь вернется домой! Сейчас ему просто необходимо поделиться с ней, рассказать о северном море, о своем первом в этих местах воздушном бое. «Командир части поблагодарил нас за успешную разведку, а за сбитый фашистский самолет экипаж представлен к награде… Новый мой командир — замечательный летчик! Я с радостью снова пойду в бой за Родину, за новых боевых друзей, за тебя, Таня, за нашу любовь, за мирное, солнечное море…»

Спустя два года после войны, возвращаясь с курорта, я остановился на несколько дней в Москве. В фойе Малого театра перед началом спектакля неожиданно столкнулся с Николаем Ивановичем Токмачевым. Он нисколько не изменился — такой же подтянутый, стройный, морской китель сидит как влитой.

Мы очень давно не виделись. Когда я вернулся в свою часть из госпиталя, ни Токмачева, ни Карелина, как и многих других товарищей, там уже не было, кто воевал в других местах, кто навечно остался сторожить северную землю…

Николай сообщил мне, что служит на Дальнем Востоке.
— Андрей тоже был там. Так вместе с тех пор и летали. Теперь демобилизовался, готовится защищать кандидатскую. Будущий профессор! Много с ним полетал. Жаль, конечно… Ну да и я ведь в академию поступаю, так что все равно бы пришлось расстаться…
— Да, жаль терять такого друга! — посочувствовал я. — Хороший парень, всегда мне нравился. А как его девушка? Помнишь, все письма писал?
— На Дальний Восток приехала, поженились. Хочешь посмотреть?

Он бережно извлек из нагрудного кармана небольшую любительскую фотокарточку. Андрей был в штатском, на отвороте пиджака — Золотая Звезда Героя. Он тоже мало изменился, только выражение откровенного счастья освещало лицо. И у Татьяны глаза сияют…
— Нравится? — спросил Николай, как показалось, даже ревниво.

Мне захотелось поддразнить его.
— Обыкновенная… На девчонку похожа.
— Обыкновенная… Тоже мне, знаток! — Токмачев почти вырвал у меня снимок. — Да она раньше Андрея профессор ом станет!
— Раньше и должна. Она же не летала.
— Тоже и им доставалось в тылу…
— Ладно уж, ладно! Конечно, нравится. Ты сам-то часом в нее не влюбился? Заслужили ребята трудное свое счастье!

Из театра мы вышли вместе, и Токмачев без конца вспоминал о Карелиных. А и о себе мог бы порядочно рассказать. Он тоже получил Звезду Героя, в Заполярье. И на Дальнем Востоке успел проявить себя.
— Когда-нибудь встретимся как следует, расскажу…

Но пока встретиться не удалось. Знаю только от общих друзей, что Николай Иванович успешно окончил академию и служит в авиационном училище, воспитывает молодежь.

И еще узнал, что и он нашел в жизни свою Таню. По чисто случайному ли совпадению или уж как там, не знаю, только обоим друзьям повезло на это ласковое женское имя…